А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем - Марк Альперович

Много лет спустя, когда Сергеев стал первым секретарем ГК КПСС, Сергей в сложной конфликтной ситуации вынужден был об этом напомнить ему о делах давно минувших дней.

Осваивая специальность слесаря КИП, Сережа неожиданно для себя сделал вывод, что поверхностное изучение в школе такого предмета, как физика, не позволяло разобраться в теоретических основах измерения температуры металлов с помощью термопар. Для него было чуть ли не открытием то, что если спаять концы с двух концов двух различных по хим. составу проводника, например, провода вольфрама и молибдена, платины и платинородия, хрома и никеля, и один из спаев поместить в горячий металл, а другой оставить при комнатной температуре, то в цепи появится электродвижущая сила, пропорциональная разнице температур горячего и холодного спая. Этот принцип достаточно подробно рассматривался на уроках физики. То же касалось и компенсационной схемы измерения.

Сергей пытался восстановить пробелы в знаниях, задавая Просвирякову и другим работникам цеха многочисленные вопросы. Это характеризовало его в глазах сотрудников, как дотошного юношу, но одновременно говорило о слабой школьной подготовке. Володя Просвиряков, который уже много лет назад закончил десятилетку, жаловался Жоре, что после работы вынужден вновь штудировать учебник физики, чтобы отвечать на вопросы своего ученика. Вообще атмосфера в бригаде была доброжелательная.

Над Сергеем нередко подтрунивали Жора и Вася Токарев, как подтрунивали над Просвиряковым и другими работниками. Работа по сборке механических потенциометров проходила без особого умственного напряжения и нередко сопровождалась шутками и анекдотами.

Но однажды, придя на работу, Сергей почувствовал напряженную обстановку. Все были молчаливы и чем-то озадачены. Вскоре Сережу вызвали к начальнику цеха Ивану Назаркину.

– Ну, как успехи? – необычно бодрым голосом спросил он Сергея, отводя глаза в сторону.

Сережа ничего не ответил, понимая, что эти слова являются только прелюдией к серьезному разговору. Назаркин исподтишка бросал взгляды на Сергея, нарочито копаясь в письменном столе.

– Какие планы на будущее?

– Обычные, – ответил Сергей. – Попробую еще раз поступить в институт. Не получится, пойду служить в армию.

– Значит, в лучшем случае в цехе ты проработаешь четыре месяца. Сережа пожал плечами.

– Всякое может быть. Могу не пройти призывную комиссию по зрению. И тогда придется задержаться у вас надолго.

– Раз заводскую комиссию по зрению прошел, когда поступал на завод работать, значит, пройдешь и призывную. Я не от нечего делать веду с тобою этот разговор. Твой отец, которого я давно хорошо знаю, попросил меня принять тебя на работу в цех. В наш цех непросто попасть. А сегодня у меня большая проблема. Пришла разнарядка на сокращение штата. Коллектив у меня небольшой. Служба считается вспомогательной. И при сокращении больше всего достается нам. В вашей бригаде нужно сократить одну единицу. Наиболее подходящая кандидатура – Валентина Ивановна. Образование у нее 5 классов. Кроме механических потенциометров, ничего не знает. А через пару лет они все будут заменены на электронные. Но Валентина Ивановна 38 лет проработала на заводе, через два года ей на пенсию. Уволим ее сейчас – пенсия будет мизерной. А мы все-таки люди. Всех остальных работников бригады ты знаешь. Это квалифицированные рабочие.

Сергей понял, куда клонит начальник цеха, и усмехнулся. Назаркин заметил его усмешку.

– Тебя сократить я не имею права. Во-первых, ты еще ученик, во-вторых, ты пришел на завод по окончании 10 классов, а десятиклассников тоже запрещено сокращать.

– Все ясно, – с иронией сказал Сергей.

– Что тебе ясно? – недружелюбно спросил Назаркин.

– Сложная задача. Как сохранить человечность, не нарушив при этом закон.

– Ты можешь идти продолжать работать.

Сергей не тронулся с места.

– Что еще? – недовольно спросил начальник цеха.

– Вы, Иван Павлович, про себя решили сократить меня, несмотря на добрые отношения с моим отцом, на законы и на то, что я являюсь комсоргом цеха. Если останусь работать, то доброго отношения ко мне уже не будет, да и коллектив окажется не на моей стороне. Так что фактически мне предъявлен ультиматум. Учитывая социалистический принцип единоначалия, у меня только один выход – принять его. Есть и моральный фактор – Валентина Ивановна. Так что давайте лист бумаги, я напишу заявление об увольнении по собственному желанию. Вы ведь этого хотели?

Назаркин некоторое время молчал.

– А ты, парень, сложнее, чем я предполагал.

– Простота, говорят, хуже воровства. Наши судьбы вряд ли пересекутся еще, Иван Павлович. Если я после армии или института вернусь на завод, то, скорее всего, ваше начальство, которое менее человечно, отправит вас на пенсию.

– Не хотел я, расставаясь, ссориться с тобой.

– Расстаться вы хотели, но как-то по-добренькому. Мой отец не из тех, кто часто обращается с просьбой к руководству. Но он обратился к вам. И на вашем месте этот разговор я вел бы с ним.

– Раз ты не возражаешь, то будешь уволен по сокращению штата. За общественную работу спасибо.

– До свидания, – ответил Сергей и вышел из кабинета.

За короткое время работы на заводе он уже не раз, как комсорг цеха, сталкивался с беспринципностью начальства. Сейчас его волновала лишь реакция отца. Уж слишком часто ему приходилось получать моральные удары на заводе.

Но отец воспринял сообщение об уходе Сергея с завода почти равнодушно. «Будет время подготовиться к экзаменам в институт», – сказал он.

Назаркина убрали с должности начальника цеха за два года до наступления пенсии. Эти два года он дорабатывал в должности мастера.

Однажды, наблюдая за тем, как Сергей делает упражнения с гантелями, Ефим сказал:

– Одна специальность – грузчика – у тебя есть.

Сергей промолчал. Сходил на кухню обтереться мокрым полотенцем, затем вернулся в комнату.

– Папа, я давно хотел задать тебе вопрос. Ты выбрал специальность механика. На заводе я внимательно наблюдал за механиками цехов. Буцкий изобрел станок, который назван его именем. Механик первого прокатного цеха, Артамонов, может работать сварщиком, токарем, слесарем, кровельщиком. И почти все механики цехов имеют рабочие профессии. Ты не имеешь этих профессий, тебе просто негде было их освоить. Отец у тебя занимался торговлей, старших братьев у тебя не было. Может быть, выбор специальности механика был твоей стратегической ошибкой?

Ефим надолго задумался.

– Когда я работал на заводе имени Коминтерна, мне казалось, что мое призвание – финансы. Я очень быстро освоил их премудрость. Но финансисты и экономисты на заводе не ценились. Существовавшая система планирования и учета не требовала от них творческой мысли, гибкого ума. Заработки же сотрудников этих отделов были самыми низкими на заводе. Это и заставило меня поступить в металлургический институт. Что касается выбора специальности механика, то я и сегодня не представляю, какая специальность для меня была бы более подходящей. Здоровье у меня подорвано. Работать в сталеплавильных цехах, да еще посменно, мне не улыбалось. А в Днепропетровске и Днепродзержинске были только бессемеры и мартеновские печи с очень тяжелыми условиями труда. Я не изобрел станок, как это сделал Буцкий, но я занимался ремонтной службой всех цехов завода. А это требовало широкой эрудиции. Мои начальники вообще работают не по специальности. Работу механика цеха я бы потянул, хотя не имею рабочих специальностей, о которых ты говоришь. Конечно, нужно было приобрести навыки работы по дому. Но не у кого было учиться, да и не особенно хотелось. Я привык, чтобы все делали профессионалы. Ты, вероятно, считаешь меня неудачником в жизни. Я долгое время о себе так думал. А, однажды, беседуя с твоей мамой на эту тему, она высказала очень дальновидную мысль. Твоя мама умеет порою находить подходящие слова. Она сказала: «Не переживай, Ефим, что ни делается, все к лучшему». Вначале я не придал особого значения этим словам. Однако после несчастного случая на Щелковском заводе, когда я мог быть отдан под суд, но меня фактически спас от него Корешков, я впервые задумался над словами твоей мамы. Когда мои сверстники, работавшие руководителями сталеплавильных цехов, стали один за другим умирать, я вновь вспомнил слова твоей мамы. У меня не тяжелая работа. И в семье у нас не было достатка. Но, слава Богу, все живы, с голода никто не умер, да и живем мы вообще, как большинство людей в стране. Я очень переживал из-за отсутствия отдельной квартиры. Но после слов твоей матери понял, что ни для тебя, ни для нее – это не катастрофа. И если в твоей жизни были неприятности, то они не были вызваны нашим материальным положением. Естественно, в жизни своей я совершал ошибки. Умный человек учится на ошибках других. Дурак постоянно повторяет свои собственные. Как говорят в народе, наступает на грабли. Ты, Сергей, очень упрям и самоуверен. Боюсь, что урок из своих ошибок ты извлечешь очень поздно. Не говоря уже о том, что вряд ли учтешь мои. Всю жизнь положить в борьбе за квартиру, особенно если учесть, что второй жизни не будет, – непростительная роскошь. Я знаю, что у тебя есть успехи в штанге. Запомни истину. Физкультура продлевает жизнь. Спорт, который рассчитан на максимальные перегрузки организма, жизнь укорачивает.